Крапива: «У Байкала настолько мощный и громкий голос, что он подавляет голоса художников»

Посетители «Белой вороны» еще летом заметили на стенах кофейни завораживающие акварели – здесь образы девушек сплетаются с природными мотивами и будто растворяются в них. Это иллюстрации художницы Анастасии Кардашовой, известной под псевдонимом Крапива. Она легко жонглирует разными техниками от диджитала до акварели, но ее почерк узнается в каждой. В середине сентября Крапива провела творческую встречу в «Белой вороне», а мы записали ее разговор с публикой. 

– Кем ты мечтала стать в детстве?

– Я всегда знала, что буду рисовать, всегда знала, что буду художником – чем очень обескураживала взрослых, особенно в раннем возрасте. Когда у детей спрашивают: «Кем ты станешь?», они обычно отвечают что-то возвышенное, забавное или очень конкретное. Я уверена, что эти детские ответы зачастую подсказывают, к чему у ребенка есть склонность. Я даже школу воспринимала, как небольшую перемену перед нормальной работой. Мне нужно было пережить 11 классов, чтобы продолжить рисовать дальше. 

– Как твоя семья относилась к твоему увлечению?

– В какой-то момент они перестали во мне это подавлять и, наоборот, направили мой интерес в более конструктивное русло. Что самое странное – они не пытались меня научить чему-то конкретному. Я, например, удачно избежала всяких художек и школ рисования. До сих пор очень благодарна родителям за то, что не приобрела отвращение к рисованию, которое появляется у многих детей. 

Про акварели, выставленные в «Белой вороне», Крапива написала в своем телеграм-канале: «Эти работы были моей терапией, спасением и солнцем. Я рисовала их в самой мутной тьме, назло всем ветрам. Иногда каждый день, как волшебное лекарство. И рада, что в них сияет свет и цвет, радость и сказка. А еще это первая выставка моих живых работ. Руками. На бумаге».

–  Откуда взялся псевдоним Крапива?

– В школе один молодой человек пытался придумать мне ласковое прозвище. Девушка я была суровая, и все его «зайки и солнышки» мне категорически не нравились. Я попросила его включить воображение, но ничего из предложенных вариантов не подошло. 

Это прозвище у меня с 16 лет. И я до сих пор думаю, что это то имя, которое помогло мне приобрести уверенность и определенный панцирь. До него я чувствовала себя человеком без кожи, который абсолютно не умеет взаимодействовать с миром. Это имя снижает градус значимости и дает представление о моем характере. 

– Ты получила образование по творческой специальности? 

– Я закончила наш иркутский политех, кафедру краеведческого дизайна. Университет дал мне очень хорошую базу, но также оставил много вопросов, что теперь с этой базой делать. Это тот случай, когда университет дает прекрасные инструменты, но не показывает возможности. В тот момент мне стало понятно, что после обучения нужно действовать вопреки всему тому, чему научили. Потому что жизнь за пределами университета очень сильно отличается от того, что происходило внутри. 

А еще – возможность бесконечно править и экспериментировать. Буквально перед встречей мы разговаривали с коллегами о том, можно ли считать искусством рисование на планшете? Я понимаю, с чем связан этот вопрос: старый инструмент требует более глубокого погружения и сложной работы, и вдруг появляется то, что облегчает жизнь и убирает некоторые этапы. Люди, которые их прошли, конечно, за них держатся, но те, кто столкнулся с этим инструментом уже как с данностью, его используют. Это то, что сейчас происходит с нейросетями. 

^{Выставка диджитал-иллюстраций «Крапивные сказки» открылась в галерее Бронштейна в марте 2022 года и проработала три месяца. Осенью 2024 года эти работы вернулись в пространство галереи: теперь они украшают стены бистро. Фото: Кирилл Конин}

– В Иркутске ты родилась и выросла. Что значит для тебя этот город? 

– У меня с этим городом связана длинная семейная история. Еще мои прабабушки и прадедушки жили здесь, а совсем далекие предки где-то в окрестностях. У меня есть подозрение, что самый древний слой родословной тоже где-то лежит здесь. По стечению обстоятельств моя жизнь всегда была связана с Иркутском и окружающей его природой. 

Я много путешествовала, смотрела города, и у меня сложилось личное ощущение: здесь, на этом месте, я всегда сильнее, чем там, где я приезжая. 

– Как отражается характер города в твоих работах?

– В моем творчестве многое связано с Иркутском, но не напрямую. Мне не очень нравится рисовать бабра, нерп и архитектурные достопримечательности. 

А вот маленькие улочки, старые дома, что-то потрескавшееся, довольно хрупкое и тонкое – это время от времени прорастает в творчестве. Городские домишки, лестницы и подворотни. Я их рисую, не опираясь на конкретные референсы. 

– Байкал повлиял на твое творчество?

– Так или иначе все художники, которые живут в Иркутске, вблизи Байкала испытывают влияние этих мест: через творчество, энергию, сюжеты. Иногда мне кажется, что у Байкала настолько мощный и громкий голос, что он подавляет голоса художников. Хочется смотреть на то, о чем человек думает, что он чувствует. Но красота и массивность природы это затмевает, она слишком ясно и чисто звучит. 

– Посвящала ли ты свои работы озеру?

– Их очень много, но я никогда не рисую озеро напрямую. Мне кажется, что обилие зеленого цвета, леса и воды в некоторых моих работах продиктовано именно любовью к Байкалу. 

^{Работы Крапивы, выполненные в разные годы и в разных техниках. Источник: телеграм-канал @krapiv_no}

– Как изменился твой подход к созданию работ? 

– Очень долго эстетика и техника превосходили идею, то есть казалось, что самое главное – сделать хорошо, сделать красиво, сделать по-новому. А сейчас мне стало понятно, что важны контекст, нарратив, дух и история. 

– Так появились твои повествовательные работы? (серия иллюстраций, в которых, помимо арта, есть текст. – Прим. ред.)

– Вообще, когда готовились «Крапивные сказки», моя мама попросила назвать работы, чтобы было понятно, что на них изображено. Потом я стала дополнять названия парой строчек, какой-то шифровкой. Затем вывела сюжет в полноценный текст, чтобы можно было понять, о чем эта история. Работы, по моему внутреннему ощущению, стали сложнее по эмоциям и настроению. 

– Ты сублимируешь свои эмоции в искусстве? Положительные или отрицательные? 

– В какой-то момент стало понятно, что в искусство можно выносить не только светлое и радостное. Можно вкладывать в него то, что тревожит. То, что окружает и является подпиткой. То, что чувствуешь только ты и это больше никому недоступно. 

Вынося эти эмоции на лист, я вдруг обнаруживала, что кто-то еще их понимает и разделяет. Особенно было заметно в соцсетях, когда люди писали, что эта работа про них. Я до сих пор ощущаю, что художник рисует не только про себя, но и про весь человеческий мир, который его окружает. До какого опыта ты можешь дотянуться – настолько твоя работа и вызывает отклик.  

Творческий язык мне помог. И этот период мне открыл ворота для нового этапа, когда стало понятно, что даже твой уникальный опыт может быть разделен со всеми остальными. 

– Что заложено в твоем художественном методе?

– Внутри моего творческого метода всегда заложено эгоцентричное внимание к собственным реакциям и переживаниям и личному опыту. Творческий метод, вдохновение – это то, что является инстинктивно. И я до сих пор считаю, что работа художника больше не в том, чтобы чему-то научиться, а в том, чтобы прислушиваться, ловить моменты, идти на поводу у собственных эмоций и вдохновения. 

Акварельные работы Крапивы можно увидеть сейчас в залах кофейни «Белая ворона«, а ее диджитал-иллюстрации «Крапивные сказки» – в бистро галереи Бронштейна. 

Дарья Александрова

---

Еще больше удивительных историй и эксклюзивных материалов – в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь!