Зачем работники нацпарков становятся «приемными родителями» для вымирающих видов и как подсчитывают численность животных и птиц
Национальный парк – это история не только про экотропы, строгие правила и неприкосновенность природы. Это еще и особые доверительные отношения между человеком и животными. Стараясь оставаться незамеченными, специалисты ходят по следам млекопитающих и слушают голоса птиц, чтобы их подсчитать. В экстремальных условиях они подкармливают своих подопечных. А иногда даже надевают костюмы животных и становятся «приемными родителями» для краснокнижных видов. Обо всем этом в программе «Навстречу» рассказала Светлана Бабина, заместитель директора по научной работе ФГБУ «Заповедное Прибайкалье».
Первый Байкальский публикует самые интересные фрагменты интервью.
– Светлана Геннадьевна, расскажите, как ваши специалисты помогают сохранять природу?
– В нашей стране существует целая сеть особо охраняемых природных территорий, и у них разные статусы. Есть очень строгие – это заповедники. Есть такие, где разрешен туризм, – это национальные парки. Есть заказники, где возможно частичное ведение хозяйственной деятельности. В «Заповедное Прибайкалье» входит четыре территории: Тофаларский заказник, Байкало-Ленский заповедник, заказник Красный Яр и Прибайкальский национальный парк, популярный у туристов.
У каждого специалиста в нацпарке своя функция: кто-то изучает, кто-то охраняет, кто-то просвещает, кто-то принимает гостей. Например, государственные инспекторы в основном разбросаны по нашим лесничествам и часто выезжают на территории с разными задачами: патрулирование, охрана, помощь научному отделу. Научные сотрудники, которые занимаются изучением растительного и животного мира, отправляются «в поля» по мере необходимости, затем возвращаются, обрабатывают данные, делают свои заключения.
– Как ученые понимают, что тому или иному виду нужна помощь?
– Для этих целей организован мониторинг. Прежде всего, это поиск животных и их учет. Мы, как в магазине, должны знать, сколько у нас чего и где оно находится, чтобы оперативно осуществлять руководство территориями. Учет животных – это очень трудоемкий и масштабный процесс, поскольку «Заповедное Прибайкалье» охватывает более 1 млн гектаров. Когда мы видим, что численность животных уменьшается, или вовсе не встречаем какой-то вид, то начинаем принимать меры.
– А каким образом ведется подсчет животных? Глазом, с помощью камеры, квадрокоптера, по следам?
– Вы перечислили многие из тех средств, которые мы применяем. Традиционный и, наверное, самый масштабный – это учет зимним маршрутным методом. Нам не обязательно при этом видеть животное: достаточно пройти по его местам обитания определенный километраж и записать все следы и их пересечения. В дальнейшем эта информация подвергается математической обработке, и мы получаем общую численность животных. Так учитывается, например, белка, соболь, лисица. По России такой метод применяется не только на особо охраняемых природных территориях, но и в охотничьих хозяйствах.
Также животных можно считать по голосам – так учитывают птиц. Орнитологи проходят по определенному маршруту, слушают голоса, записывают. Видов птиц очень много, так что это уникальные специалисты.
– Сколько таких в Иркутской области?
– Мне известно четыре человека, которые определяют даже мелких воробьиных птиц. Нужно иметь хороший слух, большой опыт и математический склад ума, поскольку расчеты численности там тоже достаточно трудоемкие. Не завидую людям этой профессии в том смысле, что птицы поют рано и в определенный сезон года. Так что орнитологи – это те люди, которые на кордоне встают раньше всех и уходят в маршруты. Сами они, получается, вынужденные жаворонки.
– А сколько голосов они могут различать?
– Вот сколько видов птиц обитает на территории, столько и должны различать. У нас в Иркутской области, например, только редких видов 57, а фоновых – сотни. При это у разных птиц одной группы, как у родственников, голоса похожи.
Еще учитывают тетеревиных птиц (это глухари, рябчики, тетерева) на токах. По весне во время брачного периода эти птицы собираются стаями на своеобразные «пати», чтобы продемонстрировать себя и свои вокальные способности. Место, где это происходит, называется ток (токовище), из года в год используются одни и те же локации, собирается определенная компания, а мы считаем количество. Здесь не так много видов, с ними все просто, охотовед может и глазом посмотреть.
Птиц учитывают не только летом, но и зимой. На пролете, например. Существует такое явление, как Южнобайкальский миграционный коридор – узкое «горлышко» на юге Байкала, где птицы, улетающие на зимовку, сбиваются в поток.
И специалисты проводят учет на пролете. Нечасто, раз в 5-7 лет. Здесь используется визуальный способ: орнитологи, вооруженные биноклями, сидят и целый день смотрят наверх, считают. Только не ворон, а хищных птиц.
Еще мы учитываем животных с помощью фотоловушек. Вот сейчас используем этот метод для подсчета кабана на прикормочных площадках. Суть в том, что скрытая камера снимает животных в местах концентрации, а затем наши специалисты просматривают тысячи фотографий. Иногда снимки становятся хорошим материалом для экологического просвещения, потому что жизнь животных во многом скрыта от глаза человека, а здесь мы видим ее естественный ход и интересные события.
– Вы сказали «прикормочные площадки». То есть человек помогает животным и в добыче еды?
– Да. Существует такое понятие, как биотехнические мероприятия, нацеленные на поддержание оптимальной численности животных. На особо охраняемых природных территориях нет цели увеличения численности. Но мы должны помочь животным избежать экстремальных ситуаций, в результате которых они могут массово погибнуть. Например, нежданно-негаданно выпало много снега. Для косулей критическая отметка 30-40 см, а у нас может навалить и 80 см, косуля погибнет в таких условиях. Поэтому по территории расставлены стожки сена, сформированы кормушки. То же самое касается солонцов: животных подкармливают только там, где недостаточно соли.
– Много у нас животных, занесенных в Красную книгу? Какие самые известные?
– В Красной книге Иркутской области 89 видов позвоночных, среди них большая часть – это птицы, млекопитающих – 17 видов. На территории нашего национального парка обитает 80% от всех животных, включенных в Красную книгу Иркутской области. Как правило, наибольшее внимание приковано к крупным и красивым видам. Самый известный редкий вид – снежный барс, конечно. У нас его не очень много. Точной цифры не назову, но примерно 10-20 особей, не больше.
– Вообще человеку можно вмешиваться в жизнь природы? Это же естественный процесс: одно животное питается другим, кого-то становится меньше, кого-то больше.
– Человек имеет право вмешиваться, только вооружившись знаниями. Знаниями экологии, биологии видов. Ведь зачастую редкие животные становятся редкими по вине человека, и мы должны компенсировать [этот ущерб]. Кроме прочего, идет процесс вымирания каких-то видов. Чтобы мы все-таки имели возможность и дальше любоваться снежным барсом, тигром, редкими птицами, создаются зоопарки и особо охраняемые природные территории. При желании и правильно выстроенной работе мы можем их восстановить.
– Я знаю, что специалисты нацпарков даже иногда выходят в поля и учат некоторых животных питаться. Расскажите про этот случай.
– Существует такой редкий вид птиц – белый журавль стерх, у него две изолированные популяции: якутская и западная на Ямале. Численность первой не вызывает беспокойства, а вот в западно-сибирской в какой-то момент осталась одна пара. Предпринимались разные попытки генетически разнообразить вид: был создан питомник, там стерхи откладывали яйца, затем эти яйца пытались подложить серому журавлю. Но серые журавли не могут полноценно воспитать стершонка, потому что у них разные виды кормов.
Тогда на помощь пришли люди. Чтобы стершонка, родившегося в питомнике, вернуть в природу, нужно научить его летать, самостоятельно кормиться, показать миграционный путь. Не будучи обученным, он погибнет. Была выстроена огромная работа, в которой я принимала участие, – мы были «родителями» для стершат. Работали в болотах, куда нам привозили птенцов в боксах.
Суть в том, чтобы стершонок не видел человека и не привыкал к нему. Поэтому мы должны были выглядеть, как взрослые особо белых журавлей. Специально для этого были сшиты белые костюмы и сделаны уникальные маски на руку, полностью имитирующие голову стерха.
На груди у нас висели приемники, которые издавали определенные звуки. Открывался вольер, стершата видели «маму» или «папу», выходили. Руку с маской мы погружали в болото, пропускали через искусственный клюв растительность, поднимали и показывали, как заглатывать пищу. Стершата – очень внимательные ученики, они разглядывали и повторяли шаг за шагом. Опускали клювики в болото, в конце концов им попадалось что-то съедобное, срабатывал инстинкт, и они заглатывали пищу. Такие прогулки длились целый день.
Сами мы не умеем летать, но учили этому птиц. Распахиваешь руки, как крыло, делаешь взмахи – стершонок повторяет, начинает подхлопывать, постепенно подлетывать. В дальнейшем обучение полетам проводилось с помощью мотодельтапланов. Задача была – пилотировать стершат до безопасного места зимовки. Птиц сопроводили от Ямала до Узбекистана, этот проект получил название «Полет надежды».